Иоанн Креститель, Иоанн Предтеча, в христианских
представлениях последний в ряду пророков - предвозвестников прихода мессии,
непосредственный предшественник
Иисуса Христа.
Новозаветное толкование (Матф. 11, 10; Мк. 1, 2) относит
к Иоанна Крестителя ветхозаветные пророчества: «вот, я посылаю ангела моего,
и он приготовит путь предо мною»
(Малах. 3, 1); «глас
вопиющего в пустыне: приготовьте путь господу, прямыми сделайте стези ему»
(Ис. 40, 3). По распространённым представлениям, пришествию мессии
должно было предшествовать или сопутствовать появление Илии,
долженствующего помазать мессию и засвидетельствовать его мессианский сан;
христианская традиция, относя всенародное явление Илии (вместе с Енохом)
ко временам антихриста
и второго пришествия Иисуса Христа (соответствующее истолкование: Апок.
11,3-12) и говоря о тайном явлении Илии в момент преображения Христа
(Матф. 17,3; Мк. 9, 4; Лук. 9, 30), в целом передаёт функцию Илии
во время первого пришествия Иисуса Христа Иоанну Крестителю, выступившему
«в духе и силе Илии» (Лук. 1, 17). Образ Иоанна Крестителя
как аскета - пустынника, пророка, обличителя и «ревнителя» являет большое
сходство с образом Илии, так что ему приходится специально отрицать своё
тождество Илии (Ио. 1, 21). Чудесное зачатие Иоанна
Крестителя было предвозвещено его родителям - ааронидам Захарии и Елисавете
архангелом
Гавриилом. О детстве Иоанна Крестителя
в новозаветном повествовании сказано лишь, что он «был в пустынях до дня
явления своего Израилю» (Лук. 1, 80), «имел одежду
из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, а пищей его были
акриды и дикий мёд» (Матф. 3, 4); иудео-христианская
традиция первых веков сближала дикий мёд (по-видимому, не пчелиный мёд,
а какие-то истечения древесного сока) с манной. Ранневизантийская апокрифическая
и агиографическая литература добавляет подробности о детстве Иоанна Крестителя
в пустыне: Елисавета с младенцем бежит от воинов Ирода, их спасает расступившаяся
по её молитве и затворившаяся за ними скала, после пяти месяцев ангел велит
отнять младенца от груди и приучать его к акридам и дикому мёду и т. п.
Выступление Иоанна Крестителя на всенародную проповедь датируется в новозаветном
сообщении пятнадцатым годом правления Тиберия (Лук. 3, 1), т. е. 27 или
28 н. э. Апокрифическая традиция утверждает, что Иоанну Крестителю при
этом было 30 лет - символический возраст полного совершеннолетия (ср. возраст
Иосифа, «когда он предстал пред лице фараона», Быт. 41, 46; таким же обычно
представляют возраст Христа при начале его проповеди). Речи Иоанна Крестителя
- эсхатологическая весть: «покайтесь, ибо приблизилось царство небесное»
(Матф. 3, 2; с этой же формулы начинается проповедь Христа, см. Матф. 4,
17; Мк. 1, 15). Над теми, кто принимает эту весть, Иоанн Креститель совершает
в реке Иордан тот обряд, по которому он имеет своё прозвище - «крещение
покаяния для прощения грехов» (Мк. 1, 4; Лук. 3, 3).
Это крещение (греч. «погружение») имеет параллели в иудейском обиходе той
эпохи, но отличается от очистительного омовения прозелитов тем, что совершается
над иудеями, а от ежедневных ритуальных омовений ессеев (с которыми фигура
Иоанна Крестителя имеет много общего) тем, что оно единократно и неповторимо.
Последователи Иоанна Крестителя образуют особую общину («ученики Иоанновы»),
в которой господствует строгий аскетизм (Матф. 9, 14).
Иоанн Креститель укоряет народ за самодовольную гордость своим избранничеством
(Лук. 3, 8), особенно резко порицая фарисеев и саддукеев
(Матф. 3, 7), как это будет делать Иисус Христос,
и требует восстановления патриархальных норм социальной этики
(Лук. 3, 11-14). В числе других к Иоанну Крестителю приходит ещё
не известный народу Иисус Христос, чтобы принять вместе с другими крещение;
Иоанн Креститель всенародно свидетельствует о его мессианском сане (Ио.
1, 29; ср. Матф. 3; 13-17; Мк. 1, 9-11). Перед лицом Христа роль
Иоанна Крестителя, как он сам говорит об этом, чисто служебна: «ему должно
расти, а мне умаляться»
(Ио. 3, 30). Традиция не приписывает
Иоанну Крестителю чудес (10, 41). Он стоит на рубеже Ветхого и Нового заветов,
чем, согласно христианскому пониманию, определяется его величие и ограниченность
этого величия. «Из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя;
но меньший в царстве небесном больше его» (Матф. 11, 11). Сама его вера
в мессианство Иисуса не свободна от неуверенности; уже в разгар проповеди
последнего он задаёт ему через своих учеников вопрос: «Ты ли тот, который
должен придти, или ожидать нам другого?» (Матф. 11, 2-3). Далеко не все
ученики Иоанна Крестителя идут за Христом, и между их последователями имеют
место трения (Матф. 9, 14).
В качестве ревнителя праведности Иоанна Крестителя выступает с обличением
Ирода Антипы, тетрарха (правителя) Галилеи, который отнял у своего брата
жену Иродиаду и при жизни прежнего мужа женился на ней, грубо нарушив этим
иудейские обычаи; Ирод Антипа заключает Иоанна Крестителя в темницу, однако
не решается казнить, страшась его популярности (Матф. 14,
3-5; Мк. 6, 17-20). Однажды на пиру по случаю дня рождения тетрарха
его падчерица Саломея (не называемая в евангелиях по имени) настолько угождает
отчиму своей пляской, что тот обещает исполнить любую её просьбу; по наущению
Иродиады Саломея просит голову Иоанна Крестителя. Палач направляется
в темницу, чтобы совершить казнь и по условию подаёт Саломее на блюде голову
Иоанна Крестителя, а та относит её для глумления Иродиаде; тело Иоанна
Крестителя погребают его ученики (Матф. 14, 6-12; Мк. 6,
21-29). О трансформации образа Иоанна Крестителя в исламе см. в
ст. Йахья.
Западноевропейское средневековье знало пространную историю останков
Иоанна Крестителя, которая нашла отражение в иконографии (картина Гертгена
тот Синт-Янса). Распорядок церковного культа использовал евангельские свидетельства
о шестимесячном, т. е. полугодичном, интервале между рождеством Иоанна
Крестителя и рождеством Иисуса Христа таким образом, что первое оказалось
прикреплено к летнему, а второе - к зимнему солнцестоянию; под знаком Иисуса
Христа солнце начинает «возрастать», под знаком Иоанна Крестителя - «умаляться»
(своеобразная материализация слов Иоанна Крестителя: «ему должно расти,
а мне умаляться»). Для церковных интерпретаторов (напр., католического
агиографа 13 в. Иакова Ворагинского) солярная символика должна была оставаться
служебным инструментом передачи теологической доктрины; но для фольклорной
традиции Иоанн Креститель и праздник его рождества сами приобретали солярные
черты, сливаясь с языческой мифологией и обрядностью солнцеворота (в восточнославянском
кругу - с культом Купалы),
до неузнаваемости изменяясь в контексте образности сезонно-обрядовых песен
и присказок (в сербском фольклоре Иоанн Креститель получает эпитет «Игритель»,
что мотивируется представлениями о троекратной остановке солнца в день
его рождества).
Образ Иоанна Крестителя играет в православной традиции более важную
роль, чем в католической. Православная иконография «Деисиса» (в русском
народном переосмыслении «Деисуса») только Иоанн Креститель даёт предельную
(наравне с девой Марией) близость к Христу. Если католическая традиция
воспринимает Иоанна Крестителя как пророка, правдивого свидетеля пришествия
Христа и неустрашимого обличителя власть имущих, то православная наряду
с этим подчёркивает в нём черты идеального аскета, пустынника и постника,
эзотерику «ангельского чина» (в южнославянской, греческой и русской иконографии
в связи с новозаветными представлениями Иоанна Крестителя как «ангеле»
и ради акцентирования «монашеской» стороны его образа распространяется
с 13 в. тип «Иоанн Креститель - ангел пустыни», придающий ему широкие ангельские
крылья; на Руси этот иконографический тип приобрёл популярность в 16-17
вв.). На Западе к этим чертам проявляли наибольшее внимание в русле традиции
ордена кармелитов, воспринимавших Иоанна Крестителя (в согласии с православной
традицией) как соединительное звено между ветхозаветной аскезой Илии и
христианским созерцательным монашеством. В средневековой иконографии были
широко распространены изображения Иоанна Крестителя с блюдом в руках, на
котором лежит его голова, или с чашей, в которой находится агнец (позднее
младенец).
Трагические контрасты пиршества и казни, глумливой греховности и страждущей
святости, вкрадчивой женственности и открытого палачества, присущие сюжету
усекновения главы Иоанна Крестителя не раз привлекали живописцев и поэтов.
В 19 в., после демонстративно сухой претендующей на археологическую точность
разработки этого сюжета в «Иродиаде» Г. Флобера, началась безудержная его
эксплуатация литературой и искусством декаданса, открывшаяся «Саломеей»
О. Уайльда, иллюстрациями к ней О. Бёрдсли.
Отзывы
Читайте также:
Оджуз
Оджуз, Оджиз, в таджикской мифологии старуха-мороз. Семь (иногда меньше)
дней до наступления нового года (ноуруза) назывались днями старухи-Оджуз
или в некоторых районах - «старуха в пещере» ... подробнее
Пань-гу
Пань-гу (пань, «блюдо», гу, «древний»), в древнекитайской мифологии
первопредок,
первый человек на земле. Мифы о Пань-гу зафиксированы письменно только
в 3 в. н. э. Как предполагают китайские ... подробнее
Акамант
Акамант - в греческой мифологии: 1) сын афинского царя Тесея
и Федры, один из участников Троянской
войны, эпоним аттической филы Акамантиды. Акамант вместе с Диомедом
посылался в ... подробнее
Шунахтепа
Шунахтепа (др.-инд. букв. - «собачий хвост»), в древнеиндийской мифологии
мудрец и знаток жертвоприношений. Однажды царь Харишчандра просил Варуну
даровать ему сына, которого он по обету принесёт ... подробнее
Аякс
АЯКС - в греческой мифологии имя двух участников Троянской войны, оба воевали под Троей как соискатели руки Елены. В «Илиаде» они часто выступают рука об руку: в битве за стену, ... подробнее
